Специфика вербально-визуального бытования метафоры «окно в Европу» в русской журналистике XIX – начала ХХ в.

Исследование специфики ее бытования в русской журнальной публицистике и карикатуре XIX–начала XX в. открывает одну из важных граней образа Петра I в исторической памяти в целом и в журнальной публицистике в частности.

Метафора, впоследствии определенная В. Г. Белинским как «счастливое выражение, в немногих словах удачно схватившее великую мысль», широко распространилась в русском культурном обиходе. Время конца 1830 – начала 1840-х гг. было своеобразным инкубационным периодом для бурного расцвета русской политической и философской мысли. Весьма скоро дискуссия развернулась вокруг деятельности Петра I как отправной точки новой русской государственности, этот спор станет точкой обобщения диалога об исторической судьбе России. Дискуссия о деятельности и роли Петра I шла в трех основных аспектах:

1. Петровская европеизация: должен ли европейский путь развития трактоваться как единственно возможный универсальный путь движения человечества и какова при этом судьба самобытных национальных культур?

2. Насколько масштабным и глубоким в действительности было влияние петровской европеизации?

3. Какова была цель европеизации и насколько ожидавшиеся от нее преимущества могли оправдать те суровые средства, которые применялись государем?

В этой дискуссии двух радикально расходящихся позиций западников и славянофилов, для журналистского диалога было просто необходимо  метафоричность. Пушкинская строка пришлась в споре между славянофилами и западниками как нельзя более кстати. При этом осмысление и использование метафорического определения Петербурга как «окна в Европу» шло в русле трех аспектов публицистической дискуссии о Петре I, названных выше. Поэтому авторам представляется логичным рассмотреть преломления метафоры в рамках каждого из них в отдельности.

Как отмечают авторы, журналистский диалог XIX в. дал многочисленные оригинальные преломления метафорического высказывания «Окно в Европу». Все они были свойственны  более широкой теме – обсуждению характера и последствий всего комплекса реформ Петра I и исторической роли петровской эпохи в развитии России. Активное использование этой метафоры можно считать также проявлением характерной для общественно-политического диалога XIX в., испытывавшего большое влияние литературного процесса, склонности к символизации и поэтизации публицистического текста.

Однако важно отметить, что при частом использовании метафоры из «свежей» она превращается в «сухую», становясь штаммом. Единственный способ сохранить остроту и яркость звучания метафоры – постоянно производить аналоги метафоры.  Неистощимость творческой фантазии публицистов XIX в. позволила метафоре «окно в Европу» почти век сохранять полемическое образное звучание в политическом дискурсе за счет разнообразных аналогий и сложных реминисценций.

В последующие исторические периоды метафора «окна в Европу» будет использоваться, не приобретая принципиально новых оттенков смысла, не порождая аналогов, а продолжая в большей степени разрабатывать главную из заявленных тем – окно открытое или заколоченное как символ либо культурного контакта с Европой, либо блокирования этих контактов. В сущности, остальные аспекты в полном кровавых военных противостояний XX веке, когда советская и постсоветская Россия то билась с Европой, как с кровожадным врагом, то торопливо бросалась в объятия западного мира, содержательно отступили на второй план. От однообразного употребления открытия/закрытия окна метафора постепенно опошлилась и затерлась. Хотя есть несколько ярких примеров, которые стоит рассмотреть. 

Карикатуристы «Крокодила» в 1920-х гг. с помощью образа окна демонстрировали превосходство советского образа жизни по сравнению с западным, «загнивающим». На одной из карикатур европеец, отдвигая занавеску, с завистью глядит сквозь стекло на индустриальный расцвет России (рис. 9). На другой карикатуре изображено, как в окно заглядывают истекающий бессильной злобой буржуй и рабочий с транспарантом «Помоги горняку» (рис. 10).

Интересное осмысление образу окна придаст советский фольклор 1939 г., создав частушку «Спасибо Яше Риббентропу, что он открыл окно в Европу». У. Ф. фон Риббентроп, министр иностранных дел Германии, заместил Петра Великого в статусе открывателя окна, поскольку подписание знаменитого молотовского пакта в очередной раз, хоть и своеобразно, раздвинуло границы культурного взаимодействия с Европой. Но не следует забывать, что прорубание окна Петром было не столько мирным строительством, сколько результатом военной экспансии к берегам Балтики. И. Г. Эренбург вернул Петру Великому приоритет открытия: «Окно, раскрытое Петром, было не только окном в Европу, оно было и окном в жизнь». Примерно в это же время (1943 г.) образ окна в Европу всплывет в анонимной эпиграмме на И. В. Сталина, в которой от лица вождя говорилось: «Что Петр сварганил начерно, / Я починил и переправил: / В Европу прорубил окно, / А я в него решетку вставил». В эпоху застоя заколоченное окно в Европу будет мелькать и в бардовской песне, и в творениях рокеров диссидентского андеграунда, но уже не будет иметь прежнего полемического звучания и символического потенциала, поскольку постепенно будет превращаться в «навязчивое языковое клише», которым является и ныне.