Интертекстуальность в публицистике и поэзии В.Я. Брюсова (на примере стихотворения А.С. Пушкина «Пророк»)

Интертекстуальность в публицистике и поэзии В.Я. Брюсова (на примере стихотворения А.С. Пушкина «Пророк»)

Автор изучает, как идея и образность стихотворения Пушкина «Пророк» интерпретируется в публицистике и поэзии Валерия Брюсова, который многократно изображал встречу поэта-пророка с серафимом, приводящую к преображению лирического героя и обретению им новых способностей. В фокусе исследования — сложная аллюзивная связь произведений Брюсова с текстами Пушкина, а также их взаимодействие с различными эпохами и культурами, подчеркивающие полифонический характер интертекстуальности в творчестве Брюсова.

В теоретической части работы автор отмечает, что проблема интерпретации пушкинского стихотворения «Пророк» остается актуальной ввиду различных мнений о его источниках и значении. Исследователи, такие как В. Соловьев и Т.Г. Мальчукова, подчеркивают, что «Пророк» представляет собой не просто пересказ библейских текстов, а оригинальное произведение духовной поэзии. Дискуссии касаются близости призваний пророка и поэта в творчестве Пушкина, а также влияния этого стихотворения на последующую русскую литературу. Брюсов, в свою очередь, рассматривает «Пророка» как произведение о поэтическом вдохновении, подчеркивая божественное начало творчества, хотя и оспаривает некоторые идеи Пушкина о природе поэтического дара. В целом, резюмирует Л. Стебенева, диалог между Пушкиным и Брюсовым демонстрирует сложные отношения между поэзией и пророчеством, а также их влияние на развитие русской литературы.

В аналитической части статьи исследователь показывает, что в дневниках и письмах В. Брюсова часто встречается глубокое размышление о пушкинских темах, таких как поэтическое вдохновение и встреча с божественным. Брюсов не только воссоздает образы, связанные с Пушкиным, но и развивает их, обращаясь к мотивам поэтического побега и трансцендентности. В его произведении «Сеятель» можно проследить аллюзии на пушкинские стихи, что подчеркивает связь между их творчеством и идеей нового ученичества поэта.

Брюсов также использует библейские образы, такие как серафимы и пророки, чтобы углубить свои поэтические идеи. Он обращается к иконографии, основанной на текстах Ветхого Завета, что позволяет ему создать мистическую атмосферу, в которой поэт встречается с божественным. Эта связь между поэтическим и божественным, по мнению автора, становится важной темой в его творчестве, где поэт не просто наблюдатель, а активный участник в процессе вдохновения.

В стихотворении «Столп огненный» Брюсов продолжает диалог с Пушкиным, используя ритм и размер его стихотворений. Он связывает свои идеи о поэтическом вдохновении с библейскими событиями, такими как явление Бога Моисею. Это подчеркивает важность трансформации поэта, который обретает новую речь и смысл, что также перекликается с образом апостола Павла и его служением, утверждает. Л. Стебенева.

В другом разбираемом в статье стихотворении «В моей душе, как в глубях океана» Брюсов исследует историю человечества и свою связь с Пушкиным, что подчеркивает его уникальный подход к поэзии. Он рассматривает поэта как магическую фигуру, обладающую способностью создавать миры с помощью слов. Эта концепция поэта как теурга и мага, по мнению автора, становится центральной в его творчестве, отражая изменения в восприятии поэзии в Серебряном веке.

Подводя итоги исследования Л. Стебенева заключает: в творчестве В. Брюсова наблюдается интересная интерпретация поэтической силы, которая отчасти откликается на взгляды А.С. Пушкина, особенно в стихотворении «Поэт и толпа». В то время как Пушкин описывает поэта как чародея, вызывающего страдания у народа, Брюсов, напротив, утверждает свою магическую сущность, что отражает мистические настроения его эпохи. Увлечение В. Брюсова оккультизмом и спиритизмом подчеркивает эту идею, что находит свое выражение в его произведениях, таких как стихотворение «Маг», посвященное Андрею Белому.

Стихотворение Пушкина «Пророк» оказало значительное влияние на поэтику Брюсова, став основой понимания им природы поэтического вдохновения. Мотив встречи с серафимом и обретения нового слуха и речи стал центральным в его творчестве, что, по мнению автора, свидетельствует о глубине понимания Брюсовым пушкинского текста. Однако, в отличие от Пушкина, который подчеркивает смирение и послушание поэта, Брюсов представляет своего поэта как фигуру, обладающую теургическим и магическим статусом, что создает идейную оппозицию между двумя авторами, утверждает Л. Стебенева.

Источник.